Возвращение. Глава седьмая.

Лара очень волновалась по поводу перехода в новый класс и уже смирилась с прозвищем «рыжая», которым, как она предполагала, ее сразу наградят. Но, к огромному ее удивлению, класс принял ее дружелюбно и даже радушно. Их круглый отличник Макаров был, как выразился один из ребят, «сука редкая, одна штука», списывать не давал, да еще и мог подсказать неправильный ответ, а Лара училась хорошо и списывать давала всем подряд. Девочки относились к ней благосклонно, из-за рыжих волос, конкуренткой они ее не считали, а в остальном общительная и веселая Лара им вполне нравилась.
Борьку же, нисколько не переживавшего и, как всегда, уверенного в себе, уже в первую неделю окрестили «Дон Жуаном», поскольку девочки млели от каждого его небрежно брошенного взгляда в их сторону. Что, впрочем, ему совершенно не мешало и даже льстило.
Освоившись в новом классе, Лара заметила девочку, как будто не участвующую в общей жизни. Ира Шабарова всегда сидела одна за своей партой без соседа. Полноватая, одетая в какие-то бесформенные свитера и джинсы, она казалась странной, то ли отверженной, то ли отшельничающей по собственному желанию. Училась она середина-на-половину, как и большинство, но стихи читала, на Ларин взгляд, лучше всех. Голос у нее был чуть надколотый с легкой хрипотцой, голос взрослой женщины, совершенно не вязавшийся с нелепой внешностью девочки.
-А чего она все время одна?- спрсила как-то Лара.
-Шабарова-то? Так она же Швабра!- девочки дружно захохотали.
Ларе прозвище показалось жестоким и она заинтересовалась этой невзрачной девочкой. Наблюдая за ней изо дня в день, Лара все больше проникалась к ней симпатией и жалостью. Несправедливо обзываемая и шпыняемая ребятами Ира молча сносила неприязнь класса, а когда кто-нибудь отпускал особенно язвительную шутку в ее адрес, улыбалась, глядя поверх головы обидчика, словно сказанное не имело к ней ни малейшего отношения. На переменах Ира стояла у окна в рекреации, вперив отсутсвующий взгляд в школьную спортплощадку. Лара не поддерживала насмешников, но и не остановливала их. Со временем в ее душе стало формироваться сложное чувство стыда и неприязни к самой себе. Ее прочные моральные принципы, словно термит, точила и разъедала трусость, боязнь потерять положение в классе. Не смотря на то, что ей претили грубые шутки над Ирой, она молча оставалась в стороне. Собственное бездействие казалось Ларе неприемлемым. Она пыталась соблюдать нейтралитет, не принимая ни чью сторону, но разве, наблюдая за утопающим и не пытаясь его спасти, не становишься косвенным виновником его гибели? Или, будучи свидетелем убийства и не позвав на помощь, не превращаешься в молчаливого соучастника убийцы?
Как-то Лара завела об этом разговор с Борей.
-Почти в каждом классе есть изгой,- сказал брат,- кто-то, кого чмырят и унижают, но, сестра, не лезла бы ты в это, если не готова стать второй Шваброй.
-Да с чего бы мне ей становиться? Ко мне все хорошо относятся.
-Может, и не станешь, но если не готова, не лезь. Мнение толпы переменчиво, сегодня они тебя на руках носят, а завтра будешь стоять у позорного столба и каждый, кто не плюнет в тебя, бросит камень,- Боря помолчал,- ну это я так, образно.
-Ну и образы у тебя!
Образы образами, а стоять оплеванной у позорного столба Лара готова не была и пока не совалась. Угрызения совести ее не оставили, но поблекли рядом с ярко нарисованной братом картиной возможного развития событий.

Женька встречал Лару на вокзале каждый день. Она приезжала двухчасовой электричкой и они вместе шли домой или гулять на набережную. Женьке Лара про Иру не рассказывала и не потому, что считала, что он не поймет, а потому, что рядом с ним ничего другого не существовало, тревожащие душу мысли испарялись и настроение взвивалось вверх. Хотелось смеяться, говорить чепуху и тонуть в обволакивающем чувстве близости с ним.

Ноябрьским утром, примерно через неделю после разговора с Борей, Лара ехала в лицей в беспричинно хорошем настроении. Выйдя на Северном вокзале в Калининграде, она пешком отправилась в школу. Из под тонкого напыления перистых облаков сквозила голубая эмаль неба и в бледном утре проступало юное лицо приближающейся зимы. Лара вдыхала холодный воздух и улыбалась не понятно чему.
Войдя в лицей, она предъявила охраннику пропуск и поднялась на четвертый этаж, где находился кабинет географии, которая сегодня была первым уроком. Еще в коридоре она услышала смех, доносившийся из открытой двери. «Наверное, учительница опаздывает, интересно, что они там устроили?» Но веселость ее исчезла, как только она вошла в класс. Взрывы хохота одноклассников оказались реакцией на жестокую «игру», устроенную для Иры. Ее сумку с учебниками забросили на высокий шкаф с картами и низкорослая Ира прыгала, силясь дотянуться до свисающей лямки. Свитер задрался, оголив нависающий над джинсами белый живот, волосы растрепались, но она упорно пыталась схватить сумку. Каждый ее прыжок сопровождался бурным весельем ребят. Лара остолбенело наблюдала за происходящим.
-Прыгай-прыгай, Швабра толстозадая! Глядишь и похудеешь!- выкрикнул кто-то. Остальные поддержали его дружным хохотом.
«Перестань!»-твердила про себя Лара,-«Не развлекай их!», но Ира не слышала обращенной к ней бессловестной мольбы и продолжала пытаться. Лара стояла позади всех и внутренности ее сжались в твердый комок. Ей хотелось убежать, не видеть, не участвовать в разворачивающемся омерзительном представлении. «Уже участвуешь, одним своим молчаливым присутствием поддерживая их всех. Трусиха! Ссыкуха беспомощная!» Тряпка для вытирания доски взметнулась в воздух мокрой летучей мышью и угодила Ире прямо в раскрасневшееся лицо.
-Прекратите! – крикнула Лара в спины гогочущих одноклассников. Смех стих и на нее обернулись двадцать семь удивленных лиц.
-Злые! Жестокие! Нелюди! Как вы можете!?
В наступившей тишине она, расталкивая локтями ребят, пробралась к Ире, которая перестала, наконец, прыгать и в недоумении смотрела на нее. Лара обняла вспотевшую, тяжело дышащую девочку.
-Все, Ирка. Все...
Произнесенные слова скорее были обращены к ней самой. «Готова-не готова, будь, что будет, хоть бы и столб позорный»-додумала она уже про себя.