о себе:
Что ж рассказать о себе?
Лет - много, попа - большая, а характер улучшился, во всяком случае, по сравнению с теми временами, когда и лет и попы было намного меньше.
Иногда под настроение ругаюсь с вменяемыми, иногда под настроение - задруживаюсь с невменяемыми.
Вспыльчива, но отходчива, да. Угомонить, если разошлась - совсем просто:
а) накормить;
б) напоить;
в) рассмешить;
Третье средство самое верное и безотказное. Нежно влюбляюсь в людей, которые меня смешат, даже если только что яростно с ними спорила.
Еще люблю сырое мясо, как все уже знают, и жениться.
Провинциальное
06.04.12 14:25 | Добавить в избранное
Расскажу историю, которая стряслась не со мной, а вовсе даже с моим другом (не стану тут называть его имя), но очень хорошо иллюстрирует ситуевину. Сам друг ее отчего-то не рассказывает, и история получается практически бесхозная.
Итак. Мотался Мойдруг по каким-то своим мойдружеским делам в неведомых и дальних кукуевах. Он уже и сам не помнит – то ли в окрестностях Красноярска, то ли Петропавловска, то ли еще где это все происходило. Может, и города-то такого нет на самом-то деле, но на тот момент он несомненно был. Он просто не мог не быть, потому что где-то же должна была проходить эта дискотека, на которую Мойдруга случайным ветром занесло.
Дискач был какой-то занюханный, типа танцев в районном клубе, но музыка гремела, огни светили, спиртное лилось рекой и девки были веселы и красивы, так что в тонкой душе Мойдруга что-то затрепетало. Он думал, что жизнь вот – она уходит и ему уже не 20 и даже, будем откровенны, не 30, и эти молодые, что скачут рядом, совсем близко, на самом деле находятся на расстоянии многих световых лет от него… И прочую нежную и грустную ерунду думал Мойдруг, вполне в духе «сентиментального нигилизма». В общем, выбрал он ближайшую приятную юную девку с гладким кукольным личиком и грустными глазами и начал ее окучивать.
Ну, то есть, как окучивать. Не так грубо, конечно. Он УХАЖИВАЛ! Он был светский лев, пресыщенный и усталый столичный житель, ищущий обновления и возрождения в общении с провинциальной робкой белошвейкой. Мойдруга вставило рассказывать барышне об искусстве, о Миро и Шагале, о джазе и Эдисоне Денисове. От Эдисона Денисова Мойдруг по понятному ассоциативному мостику перебрался к Виану и к одиннадцати слепым девочкам из приюта Юлиана Заступника, идущим по улице и распевающим псалом. Голос его дрожал, в глазах девушки отражались все звезды этого мира, она молчала, она все время молчала, но Мойдруг уже чувствовал, как ее чистая белошвеечная душа раскрывается ему навстречу дивным цветком.
А может, остаться, - думал Мойдруг, - остаться тут в городе, про котрый даже неизвестно точно, существует он или нет, жить простой жизнью, преподавать что-нибудь нежное смышленным детям в маленькой школе с большими окнами, куда заглядывают акации или что у них тут вместо акаций, ягель? По вечерам возвращаться домой, убыстряя шаг, зная, что эта вот милая, с трогательным пробором в русых волосах или читает, или, устав, прикорнула в старом кресле, закутав хрупкие плечики в пуховый платок. И так прожить оставшуюся жизнь. Чисто, достойно, разумно.
Так подумал Мойдруг и перешел к стихам, поотму что куда же без стихов?
«А бедра ее метались, как пойманные форели…» - продекламировал он срывающимся от нежности голосом и еще подумал, не оскорбит ли, не слишком ли смело, хотя, с другой стороны - все же классика.
На слове «бедра» барышня, давно уже находящаяся в состоянии транса, вдруг очнулась, вздрогнула, взглянула Мойдругу прямо в лицо и отчеканила – «В рот и жопу не даю!»
Небеса охнули, тихо выматерились и рухнули.
Итак. Мотался Мойдруг по каким-то своим мойдружеским делам в неведомых и дальних кукуевах. Он уже и сам не помнит – то ли в окрестностях Красноярска, то ли Петропавловска, то ли еще где это все происходило. Может, и города-то такого нет на самом-то деле, но на тот момент он несомненно был. Он просто не мог не быть, потому что где-то же должна была проходить эта дискотека, на которую Мойдруга случайным ветром занесло.
Дискач был какой-то занюханный, типа танцев в районном клубе, но музыка гремела, огни светили, спиртное лилось рекой и девки были веселы и красивы, так что в тонкой душе Мойдруга что-то затрепетало. Он думал, что жизнь вот – она уходит и ему уже не 20 и даже, будем откровенны, не 30, и эти молодые, что скачут рядом, совсем близко, на самом деле находятся на расстоянии многих световых лет от него… И прочую нежную и грустную ерунду думал Мойдруг, вполне в духе «сентиментального нигилизма». В общем, выбрал он ближайшую приятную юную девку с гладким кукольным личиком и грустными глазами и начал ее окучивать.
Ну, то есть, как окучивать. Не так грубо, конечно. Он УХАЖИВАЛ! Он был светский лев, пресыщенный и усталый столичный житель, ищущий обновления и возрождения в общении с провинциальной робкой белошвейкой. Мойдруга вставило рассказывать барышне об искусстве, о Миро и Шагале, о джазе и Эдисоне Денисове. От Эдисона Денисова Мойдруг по понятному ассоциативному мостику перебрался к Виану и к одиннадцати слепым девочкам из приюта Юлиана Заступника, идущим по улице и распевающим псалом. Голос его дрожал, в глазах девушки отражались все звезды этого мира, она молчала, она все время молчала, но Мойдруг уже чувствовал, как ее чистая белошвеечная душа раскрывается ему навстречу дивным цветком.
А может, остаться, - думал Мойдруг, - остаться тут в городе, про котрый даже неизвестно точно, существует он или нет, жить простой жизнью, преподавать что-нибудь нежное смышленным детям в маленькой школе с большими окнами, куда заглядывают акации или что у них тут вместо акаций, ягель? По вечерам возвращаться домой, убыстряя шаг, зная, что эта вот милая, с трогательным пробором в русых волосах или читает, или, устав, прикорнула в старом кресле, закутав хрупкие плечики в пуховый платок. И так прожить оставшуюся жизнь. Чисто, достойно, разумно.
Так подумал Мойдруг и перешел к стихам, поотму что куда же без стихов?
«А бедра ее метались, как пойманные форели…» - продекламировал он срывающимся от нежности голосом и еще подумал, не оскорбит ли, не слишком ли смело, хотя, с другой стороны - все же классика.
На слове «бедра» барышня, давно уже находящаяся в состоянии транса, вдруг очнулась, вздрогнула, взглянула Мойдругу прямо в лицо и отчеканила – «В рот и жопу не даю!»
Небеса охнули, тихо выматерились и рухнули.
комментарии:
добавить комментарий
Пожалуйста, войдите чтобы добавить комментарий.